Однако столь скромный формат, лишённый претензии на нечто большее отчасти обоснован и причинами из области творческой биографии. Как раз в эти годы Александр Джикия переезжает из Нью-Йорка, где он работал плотником в Музее Соломона Гуггенхайма в Анкару и начинает педагогическую карьеру, читая лекции по основам дизайна в Университете Билкент. Именно здесь в свободное время на многочисленных листках путевого формата рапидографом и цветными карандашами он фиксирует то, что «приходило в голову». Приходило обильно и со временем рисование чего-то очень личного, извлечённого из глубин сознания, памяти и сновидений обретало очертания художественной программы, непременной спутницы его творчества всех последующих лет. Обращение к античности будет позже. И если многочисленные омажи на древнюю мифологию собирались в серии, то в данном случае, сюжет малоформатной графики индивидуален, замкнут на себе и, подстать «калькам» из 90-х, хрестоматии искусства Александра Джикии, являет полноту художественного высказывания.

Экспозиция выставки «Уголь», собирает произведения начала 2000-х и при всей конкретики названия не ограничена объектами из материала, вынесенного в заглавие. Напротив. Доминантой выставки становятся архетипы мирового искусства, отображённые на грубых поверхностях холщовых мешков угольной тары, «татуированной» товарными знаками и почтовыми штампами - атрибутами времени, его визуализацией. Именно здесь, в синтезе умозрительной конструкции и художественного жеста, Владимир Анзельм находит смысловое единство текстуры материи и впечатанной в её волокна цитаты, извлечённой из анналов, покрытой угольной пылью истории искусства.

Содержательный план выставки, состоящей из полусотни произведений, сообразован из очень личного восприятия и трактовки заявленной темы. Перед зрителем разворачивается особый мир кровососущих, порхающих и ползающих, запечатлённых в неожиданной версии «Энтомологического атласа».

Новая серия графики Константина Батынкова озаглавлена «Микрокосмос». При всех нюансах толкования укоренённого в античности понятия, автор, известный своими космическими «одиссеями», сужает пространство очередного сценария, перенося акцент с «парада планет» на «планету насекомых».

И если древние эллины под «микрокосмосом» понимали внутренний мир человека, то «микрокосмос» Батынкова заключает в себе парадоксальную аналогию, по сути метафору вполне сопоставимую с эллинской версией. Уходя от непременной для греков патетики, Батынков с характерной его стилю лёгкостью раскрывает в единой экспозиции тему «насекомых» с сюжетом, уподобленным в своих переплетениях кокону таинственной личинки, сокрытой пеленами смыслов. Это особый фокус зрения, особая ситуация, ассоциируемая с муравейником с нескончаемой репродукцией, с непредсказуемой мутацией огромного живого организма, наделённого собственной логикой, где частное всегда фрагмент чего-то большего значительного, собранного из самодостаточных элементов.

Искусство Батынкова, его «другая жизнь», его «космос» и «микрокосмос» всегда развёрнуты во времени; oно для него важно. В одном из своих интервью Батынков заметил, что очень многое из того что он делает запитано на событиях прошлого; очень личного детского переживания, неожиданно востребованного им сегодня. «Микрокосмос» Батынкова при всём многообразии его обитателей - стрекоз, муравьёв, жучков-паучков не энциклопедическое пособие, а живые образы, воспринятые из детства. Закономерно, что иллюстрации детских книжек и научных журналов советского времени оказались элементами умозрительного конструктора, из которого автор сооружает многосложные миры, а непременная оптика «взгляда ребёнка» придаёт всей его космогонии парадоксальную лёгкость.

Но при всём богатстве нарративов Батынкова и разнообразии сюжетов принципиально иное — редкое качество владения художественным материалом и понимание природы искусства, его задачи. А нескончаемая в своих вариациях «занимательная конспирология», содержащаяся в работах Константина Батынкова не более чем надстройка, да и сам автор особо ей не озадачен. «Что вижу, то пою».

Выставка Димы Грина «Скотч» собирает в единую экспозицию знаковые произведения автора. Предельно конкретное название выставки заключает в себе концентрат смыслов и сублимацию всего того, что влекло, мотивировало и определяло поиск художника в последние годы. Упаковочный скотч как средство художественного выражения и как концептуальный знак обретает у Грина особое значение и метафорическое наполнение.

Экспозиции состоит из произведений разных серий, сообразованных в единое высказывание системным подходом художника в понимании своих задач и устоявшимся стилем, результатом многолетнего поиска индивидуального художественного языка.

В своей реакции на процессы в современном социуме Грин акцентирует внимание на человеке как социальном архетипе и на природе как знаке таинственной «безмерности». Он наблюдает с ближнего ракурса, с уязвимой позиции современника текущих событий.

Обращение к образам-архетипам исподволь акцентирует тему анонимности, глубоко изученную художником, сокрытого псевдонимами «Грин» и «Verde». Автор на крупноформатной ткани выклеивает скотчем портреты людей, наделяя их отвлечёнными чертами анонима, сокрытого от зрителя «маской» незнакомца. В центре внимания оказывается именно незнакомец как архетип, образ которого реализуется в стилистике близкой эстетике стрит-арта.

Искусство Грина — это всегда синтез выразительной формы и социальной рефлексии, сообразованных в единую многосложную метафору. Его активное взаимодействие с реальностью, его острое восприятие присущего ей напряжения провоцирует выразительную реакцию, радикальный жест, художественный образ, моделируемый лентами цветного скотча.

• Батынков Константин

• Джикия Александр

• Дьяков Алексей

• Мареев (Лим) Александр

• Пономарёв Александр

• Смирнов Василий

• Чумак Антон

Искусство Александра Мареева (Лима) сплавляет воедино виртуозное владение графикой и существующее на ментальном уровне нечто парадоксальное, воспроизводящее на поверхности листа отголоски ведомой только автору космогонии. Реальность в понимании автора многопланова, многопланово и пространство его произведений, его ощущение времени. Директория искусства Мареева (Лима) всегда неожиданна, как неожиданно пересечение с «цветущей сложностью» Константина Леонтьева, сопоставляющего общественное развитие, его рождение, расцвет и упадок с явлениями, происходящими в природе, в её организмах.

Безусловно, мотивации Александра далеки от прямых аналогий с философией Леонтьева. Но на уровне интуиции он реализует нечто схожее в необычном для себя формате – в геральдике, оказавшейся смысловой платформой, на которой «цветущая сложность» фантазийных новелл автора становится доминантой его выставки «Незавершённое и бесконечное».

Геральдика Александра подстать растению рождается в естественной среде, которой для автора становится советская реальность, «цветущая» в его сознании во всём своём многообразии и по сей день. Однако вся эта история с квазисоветскими гербами, атрибутами, семантикой и стилистикой выходит за рамки привычного мифотворчества. Искусство Мареева (Лима) имеет иную природу, иную механику появления на свет нежели у «человека играющего». Здесь всё иначе. Это не игра, а неожиданная форма самоидентификации и сопричастности «цветущей сложности» советской реальности, попытка пересобрать «уходящую натуру».

Мареев (Лим) не сочиняет собственной геральдики, он воспроизводит и развивает то, что, по его мнению, осталось незавершённым. Отсюда парадоксальное соединение узнаваемого символа и сгенерированного им нечто нового, позаимствованного из области флоры и фауны, заключающего в себе особое содержание и трактовку.

Пребывая в непрерывном, ничем не ограниченном процессе, Александр Мареев (Лим) скрупулёзно моделирует то, что содержит в себе витальную ценность, что проецирует контуры будущего и сохраняет аромат бесконечного «цветения».

В нашей повседневности мы сталкиваемся со смыслами, сконцентрированными в казалось бы обычных предметах, о которых мы даже не задумываемся.

Возьмём, к примеру, слово «портал», что происходит от «porta» и в переводе с латыни означает «ворота». То есть портал это по то, что соединяет два пространства, знак перехода из одного в другое. Этими вратами или воротами мы пользуемся постоянно, не фокусируясь на умозрительных тонкостях. Но именно они однажды в сознании художника преобразуются в метафору, существующую на уровне интуиции и ожидающую своего времени, формулировки, определения. И лишь в этом случае портал нашего сознания приоткрывает особое содержание и наполнение, указующее на символизм слова «ворота», что имеет глубоко онтологическое и экзистенциальное значение. И совсем не обязательно делать шаг через умозрительный порог. Иногда достаточно посмотреть сквозь проём в пространстве, по ту сторону и соприкоснуться с чем-то иным.

Искусственный объект или структурная «решётка» артефакта, что мною и Нонной создаётся многие годы определяет границу этих пространств. А наше местоположение и то, что мы наблюдаем вполне обычно и узнаваемо - подмосковный пейзаж, лишённый какой-либо нарочитости и пафоса. Мы просто лицезреем сквозь нашу конструкцию уголки знакомого нам земного бытия, его признаки и формы. И если вспомнить Александра Блока, который видел мир через «вуаль», то мы его рассматриваем в синтезе двух пространств, двух начал, сообразованных в метафору. Именно в этом формате возникает особое наполнение, когда обычный пейзаж благодаря смоделированному нами порталу обретает новые смыслы и планы. Приоткрываются врата в нечто иное, не считываемое без подобного рода артикуляции. Возникает новое качество пространства. Оно становится проницаемым, в него можно визуально перейти. Это особая ситуация, особая фокусировка.

В природе существует своя конструкция, своя предметная логика, но в нашем сознании любой предмет может обрести признаки бесконечности, что объясняет множество точек в рассмотрении реальности. Отсюда и вариативность наших артефактов, создание которых локализовано в достаточно ограниченном месте нашего пребывания. Феномен артефакта в одном из своих прочтений – это точка фиксации полноты персонального присутствия в каждом нашем цикле. Это не догма, это принцип, который позволяет выйти на новую платформу восприятия мира на уровне метафоры, воспроизводимой нашим сознанием.

Московский музей современного искусства совместно с Крокин галереей представляют проект Анны Мягких «Мобили». Экспозиция включает инсталляцию из двух десятков объектов из фарфора и серию крупноформатной живописи.

Московскому дебюту Анны Мягких предшествовало многолетнее обучение в Колледже искусств и дизайна Челси, что обусловило стилистические особенности и содержательные приоритеты творческих поисков автора. Это объясняет наличие в искусстве художницы необычных для отечественного зрителя акцентов, образующих сложное в своей интерпретации явление. Художница не озадачивает себя окончательным результатом, она увлечена самим творческим процессом: игрой материи, её трансформацией и подвижностью. Доминанта творчества Анны Мягких — эксперименты с различными материалами и технологиям. В своих работах художница воспроизводит динамику, фиксирует процесс лепки, сохраняя в керамической массе отпечаток своих рук, след своего присутствия и своей эмоции. В спонтанном действе она выявляет нечто скрытое даже от себя самой, очень личное, фиксируя в визуальных «мобилях», в их цветовом решении, схожим с японским аниме, процесс нескончаемой в своих проявлениях генерации формы.

О художнице

Выпускница Колледжа искусств и дизайна Челси (Англия). Создает абстрактную живопись, коллажи и объекты. В своих работах исследует, как личное и семейное соотносится с поп-культурным и противопоставляет эстетику китча академическому подходу к искусству. Работы Мягких находятся в коллекции European Art Museum (Фредериксверк, Дания). Сотрудничает с Крокин галереей.

О Крокин галерее

Галерея основана Михаилом Крокиным в августе 1990 года в Москве. Крокин галерея, будучи одной из ведущих галерей современного искусства, осуществила свыше трёх сотен выставочных проектов, включая музейные (проекты с Государственной Третьяковской галереей, Государственным музеем изобразительных искусств имени А.С. Пушкина, Музеем архитектуры и другими институциями). Галерея сотрудничает с художниками, чьи имена стали хрестоматией современного отечественного искусства. Однако принципиальным составляющим деятельности галереи становится организация выставок молодых авторов, огромный потенциал которых насыщает программу галереи особым звучанием молодёжного поиска

Я не формулировала для себя изначально тему своей новой выставки, всё шло само собой. Неожиданным стимулом оказалось происходящее вокруг, с его избыточным потоком гнетущей информации. И я как, наверное, большинство художников всё это считываю и пытаюсь воспроизвести в своём сознании и в своём искусстве какую-то антитезу, убежище, заповедное пространство.

Этим пространством для меня становится лес. Я ухожу в лес, в дикий лес, где из поля зрения исчезают последние атрибуты цивилизации, с её городом, с её неоднозначными благами. И где-то на уровне сознания я преодолеваю умозрительную границу и оказываюсь в особом пространстве безвременья. Всё внешнее оставалось вовне, а взгляд фокусируется на самом себе и на том, что предлагает мне реальность нетронутого леса, с его ветвями, кронами, корой, корягами. Попадая туда, начинаешь совсем иначе себя ощущать: смотреть и видеть; слушать и слышать не только то, что тебя окружает, но и самого себя. Я растворяюсь в его первобытных стихиях, в неожиданных в своих проявлениях энергиях, продуцирующих тревожную метафору особой реальности, соотносимую с лесом Данте, с выразительным архетипом уходящей европейской культуры, а может и цивилизации. Именно его цитата стала названием моей выставки.

Я не рисую лес как таковой. Мои работы это не штудии натуры, здесь иные акценты. Я воспроизвожу себя, свои состояния. И если говорить об аналогиях, то мне близок Карл Юнг с его трактовкой и восприятием леса как символа бессознательного, где дерево – индивидуальность, что формируется и обживает это пространство. А заплетенные в узлы тела деревьев моих графических листов, закрученные, в трещинах, с изломами продолжают расти благодаря самому главному своему качеству – железной воле к жизни.

ФРАГМЕНТ ИНТЕРВЬЮ С АВТОРОМ